Ангуттара-никая AN9.40

[Б

лагословенный сказал]: «Монахи, когда огромный лесной слон направляется на пастбище, другие слоны – самцы, самки, молодняк и маленькие слонята – идут впереди него и ломают верхушки травы, то от этого он чувствует отторжение, унижение, отвращение. Когда огромный лесной слон направляется на пастбище, другие слоны – самцы, самки, молодняк и маленькие слонята – едят погнутые и поломанные ветки, то от этого он чувствует отторжение, унижение, отвращение. Когда огромный лесной слон вошёл в водоём, а другие слоны – самцы, самки, молодняк и маленькие слонята – опережают его и мутят своими хоботами воду, то от этого он чувствует отторжение, унижение, отвращение. Когда огромный лесной слон вышел из водоёма, а слонихи проходят, обтираясь о его тело, то от этого он чувствует отторжение, унижение, отвращение.

И тогда мысль приходит к огромному лесному слону: «Сейчас я живу будучи окружённым другими слонами: самцами, самками, молодняком и маленькими слонятами. Ем траву с поломанными верхушками, а они едят мои погнутые и поломанные ветки. Я пью мутную воду, а когда выхожу из водоёма, слонихи проходят, обтираясь о моё тело. Что если я буду проживать один вдали от стада».

И спустя какое-то время он проживает один вдали от стада. И тогда он ест траву с неполоманными верхушками, никто не ест его погнутые и поломанные ветки, он пьёт чистую воду, а когда выходит из водоёма, слонихи не обтираются о его тело. И тогда мысль приходит к огромному лесному слону: «В прошлом я жил будучи окружённым другими слонами… проходили, обтираясь о моё тело. Но теперь я живу один, вдали от стада. Я ем траву… не обтираются о моё тело». Сломав охапку веток своим хоботом, потерев ей своё тело, он, будучи довольным, утоляет свой зуд.

Точно также, монахи, когда монах пребывает в окружении монахов, монахинь, мирян, мирянок, царей и царских министров, учителей иных учений, учеников учителей иных учений, то в этом случае мысль приходит к нему: «Сейчас я живу, будучи окружённым монахами… учениками учителей иных учений. Что если я буду проживать один, вдали от общества?»

Он затворяется в уединённом обиталище: в лесу, у подножья дерева, на горе, в узкой горной долине, в пещере на склоне холма, на кладбище, в лесной роще, на открытом пространстве, у стога соломы. Уйдя в лес, к подножью дерева или в пустую хижину, он садится со скрещенными ногами, выпрямив тело и установив осознанность впереди.

Оставив жажду к миру, он пребывает с осознанным умом, лишённым жажды. Он очищает свой ум от жажды. Оставив недоброжелательность и злость, он пребывает с осознанным умом, лишённым недоброжелательности, желающий блага всем живым существам. Он очищает свой ум от недоброжелательности и злости. Оставив лень и апатию, он пребывает с осознанным умом, лишённым лени и апатии – осознанный, бдительный, воспринимая свет. Он очищает свой ум от лени и апатии. Оставив неугомонность и сожаление, он пребывает без взволнованности с внутренне умиротворённым умом. Он очищает свой ум от неугомонности и сожаления. Отбросив сомнение, он пребывает, выйдя за пределы сомнения, не имея неясностей в отношении благих [умственных] качеств. Он очищает свой ум от сомнения.

(1) Отбросив эти пять помех, загрязнений ума, качеств, что ослабляют мудрость – он, отстранённый от чувственных удовольствий, отстранённый от неблагих состояний [ума], входит и пребывает в первой джхане, которая сопровождается направлением и удержанием [ума на объекте медитации], а также восторгом и удовольствием, что рождены этим отбрасыванием. Будучи счастливым, он утоляет свой зуд.

(2-9) С угасанием направления и удержания он входит и пребывает во второй джхане…[1] в третьей… в четвёртой… в сфере безграничного пространства… в сфере безграничного сознания… в сфере отсутствия всего… в сфере ни восприятия, ни не-восприятия… входит и пребывает в прекращении восприятия и чувствования, и, [когда он] увидел [это] мудростью, его пятна загрязнений ума полностью уничтожились. Будучи счастливым, он утоляет свой зуд».